Записки сумасшедшего я узнала о том что. Николай васильевич гоголь. Главные герои и их характеристика

». Поприщин недоволен, что им, дворянином, помыкает начальник отделения: «Он уже давно мне говорит: „Что это у тебя, братец, в голове всегда ералаш такой? Ты иной раз метаешься как угорелый, дело подчас так спутаешь, что сам сатана не разберет, в титуле поставишь маленькую букву, не выставишь ни числа, ни номера“» .

Сюжет

Повесть представляет собой дневник главного героя. В начале он описывает свою жизнь и работу, а также окружающих его людей. Далее он пишет о своих чувствах к дочери директора, и вскоре после этого начинают проявлятся признаки сумасшествия - он разговаривает с её собачкой Меджи, после чего заполучает письма, которые Меджи писала другой собаке. Через несколько дней он полностью отрывается от реальности - он понимает что он - король Испании . Его безумие видно даже по числам в дневнике - если начинается дневник с 3 октября , то понимание о том что он - король Испании приходит, по его датировкам 43 апреля 2000 года . И чем дальше тем больше погружается герой вглубь своей фантазии. Он попадает в сумасшедший дом , но воспринимает это как прибытие в Испанию. В конце записи полностью теряют смысл, превращаясь в набор фраз. Последняя фраза повести: «А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?»

История создания

Сюжет «Записок сумасшедшего» восходит к двум различным замыслам Гоголя начала 30-х годов: к «Запискам сумасшедшего музыканта», упоминаемым в известном перечне содержания «Арабесок» и к неосуществленной комедии «Владимир 3-ей степени» . Из письма Гоголя Ивану Дмитриеву от 30 ноября года, а также из письма Плетнева Жуковскому от 8 декабря 1832 года можно усмотреть, что в ту пору Гоголь был увлечён повестями Владимира Одоевского из цикла «Дом сумасшедших», вошедших позже в цикл «Русских ночей» и, действительно, посвящённых разработке темы мнимого или действительного безумия у высокоодарённых («гениальных») натур. Причастность собственных замыслов Гоголя в -34 годов к этим повестям Одоевского видна из несомненного сходства одной из них - «Импровизатора» - с «Портретом» . Из того же увлечения романтическими сюжетами Одоевского возник, очевидно, и неосуществленный замысел «Записок сумасшедшего музыканта»; непосредственно связанные с ним «Записки сумасшедшего» тем самым связаны, через «Дом сумасшедших» Одоевского, с романтической традицией повестей о художниках. «Владимир 3-ей степени», будь он закончен, тоже имел бы героем безумца, существенно отличного, однако, от «творческих» безумцев тем, что это был бы человек, поставивший себе прозаическую цель получить крест Владимира 3-ей степени; не получив его, он «в конце пьесы… сходил с ума и воображал, что он сам и есть» этот орден . Такова новая трактовка темы безумия, тоже приближающаяся, в известном смысле, к безумию Поприщина.

Из замысла комедии о чиновниках, оставленного Гоголем в 1834 году, ряд бытовых, стилистических и сюжетных деталей перешёл в создаваемые тогда «Записки». Генерал, мечтающий получить орден и поверяющий свои честолюбивые мечты комнатной собачке, дан уже в «Утре чиновника» , то есть в уцелевшем отрывке начала комедии, относящемся к году. В уцелевших дальнейших сценах комедии без труда отыскиваются комедийные прообразы самого Поприщина и его среды - в выведенных там мелких чиновниках Шнейдере, Каплунове и Петрушевиче. Отзыв Поприщина о чиновниках, которые не любят посещать театр, прямо восходит к диалогу Шнейдера и Каплунова о немецком театре. Особо при этом подчеркнутая в Каплунове грубость ещё сильней убеждает в том, что в него-то и метит Поприщин, называя нелюбящего театр чиновника «мужиком» и «свиньей». В Петрушевиче, напротив, надо признать первую у Гоголя попытку той идеализации бедного чиновника, которая нашла себе воплощение в самом Поприщине. «Служил, служил и что же выслужил», говорит «с горькой улыбкою» Петрушевич, предвосхищая подобное же заявление Поприщина в самом начале его записок. Отказ затем Петрушевича и от бала и от «бостончика» намечает тот разрыв со средой, который приводит Поприщина к безумию. И Каплунов, и Петрушевич - оба поставлены затем в те же унизительные для них отношения с лакеем начальника, что и Поприщин. От Закатищева (позже Собачкина) протягиваются, с другой стороны, нити к тому взяточнику «Записок», которому «давай пару рысаков или дрожки»; Закатищев в предвкушении взятки мечтает о том же самом: «Эх, куплю славных рысаков … Хотелось бы и колясчонку». Сравним также канцелярские диалектизмы комедии (например, слова Каплунова: «И врёт, расподлец») с подобными же элементами в языке Поприщина: «Хоть будь в разнужде»; ср. ещё канцелярское прозвище Шнейдера: «проклятая немчура» и «проклятая цапля» в «Записках».

Связанная, таким образом, с первым комедийным замыслом Гоголя, картина департаментской жизни и нравов в «Записках» восходит к личным наблюдениям самого Гоголя в пору его собственной службы, из которых вырос замысел «Владимира 3-й степени». Есть в повести и биографические подробности самого автора: «Дом Зверкова» у Кукушкина моста - это тот дом, в котором в 1830-ых годах был приятель у самого Гоголя и где, кроме того, жил одно время и сам он. Запах, которым встречает Поприщина этот дом, упомянут в письме Гоголя к матери от 13 августа 1829 года. О «ручевском фраке» - мечте Поприщина - говорится в письмах Гоголя 1832 году к Александру Данилевскому, тому самому «приятелю», который жил в доме Зверкова. Причёску начальника отделения, раздражающую Поприщина, отмечает Гоголь и в «Петербургских Записках», как черту, почерпнутую, видимо, из личных наблюдений.

При публикации повести имели место цензурные затруднения, о которых Гоголь сообщал в письме Пушкину : «Вышла вчера довольно неприятная зацепа по цензуре по поводу „Записок сумасшедшего“; но, слава Богу, сегодня немного лучше; по крайней мере я должен ограничиться выкидкою лучших мест… Если бы не эта задержка, книга моя, может быть, завтра вышла» .

Поэтика повести

«Записки сумасшедшего» именно как записки, то есть рассказ о себе героя, не имеют в творчестве Гоголя ни прецедентов, ни аналогий. Культивировавшиеся Гоголем до и после «Записок» формы повествования к данному замыслу были неприложимы. Тема безумия одновременно в трех аспектах (социальном, эстетическом и лично-биографическом), которые находил в ней Гоголь, естественнее всего могла быть развернута прямой речью героя: с установкой на речевую характеристику, с подбором острых диалектизмов ведущего свои записки чиновника. С другой стороны, эстетический иллюзионизм , подсказавший Гоголю первую мысль подобных записок, сделал возможным включение в них элементов фантастического гротеска (заимствованной у Гофмана переписки собак); естественна была при этом известная причастность героя к миру искусства. Однако, предназначавшаяся сперва для этого музыка не мирилась с определившимся окончательно типом героя, и место музыки в записках чиновника занял театр, - вид искусства, с которым одинаково удачно сочетались все три аспекта темы сразу. Александринская сцена и занесена поэтому в «Записки сумасшедшего», как одно из главных мест развертывающейся в них социальной драмы. Но иллюзорный мир театрального эстетизма у Гоголя совсем иной, чем у Гофмана. Там он утверждается как высшая реальность; у Гоголя, напротив, он чисто реалистически низводится до сумасшествия в прямом, клиническом смысле слова.

По мнению литературоведа Андрея Кузнецова неслучайным является выбор женского имени Софи: «Среди прочих персонажей русской литературы, носящих это имя, особо выделяется Софья Павловна Фамусова из комедии Грибоедова „Горе от ума “, примыкающей к повести Гого­ля разработкой темы сумасшествия (и обличения сумасшедшим окружающего его общества, - вспомним поприщинское: „Аренды, аренды хотят эти патриоты!“). Поприщин, как видно, соотносится (в случае привлечения комедии) с Чацким после „схождения с ума“, то есть начиная с отрывка „Год 2000…“, а до этого отрывка он сопос­тавим с Молчалиным: его обязанности и отношение к директору очень схожи с отношением к Фамусову Молчалина. Соответствен­но, больший вес получает и зыбкая любовная линия Поприщин-Софи (многократно усиливается ирония по поводу расположения Софи к Поприщину). А замечание, отпускаемое Поприщиным в момент, когда он вспоминает Софи (замечание, ставшее крылатым выражением): „Ничего… ничего… молчание!“ - прямо наводит нас на фамилию героя Грибоедова, то есть на Молчалина» .

Непосредственно связана с замыслом повести реплика Хлестакова, присутствовавшая в первоначальной редакции комедии «Ревизор» : «А как странно сочиняет Пушкин, вообразите себе: перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, какова только для одного австрийского императора берегут, - и потом уж как начнет писать, так перо только тр…тр…тр… Недавно он такую написал пьесу: Лекарство от холеры, что волосы дыбом становятся. У нас один чиновник с ума сош`л, когда прочитал. Того же дня приехала за ним кибитка и взяли его в больницу…»

Критика

Современная «Арабескам» критика в целом оказалась доброжелательная к новой повести Гоголя.

«В клочках из записок сумасшедшего», по отзыву «Северной пчелы» (1835, № 73), «есть… много остроумного, смешного и жалкого. Быт и характер некоторых петербургских чиновников схвачен и набросан живо и оригинально».

Сочувственно отозвался и враждебный «Арабескам» Сенковский , усмотревший в «Записках сумасшедшего» те же достоинства, что и в «забавной истории» поручика Пирогова . Правда, по мнению Сенковского, «Записки сумасшедшего» «были бы лучше, если бы соединялись какою-нибудь идеею» («Библиотека для чтения» , 1835, февраль).

Гораздо ярче и глубже оказался отзыв Белинского (в статье «О русской повести и повестях Гоголя»): «Возьмите „Записки сумасшедшего“, этот уродливый гротеск, эту странную, прихотливую грезу художника, эту добродушную насмешку над жизнию и человеком, жалкою жизнию, жалким человеком, эту карикатуру, в которой такая бездна поэзии, такая бездна философии, эту психическую историю болезни, изложенную в поэтической форме, удивительную по своей истине и глубокости, достойную кисти Шекспира: вы еще смеетесь над простаком, но уже ваш смех растворен горечью; это смех над сумасшедшим, которого бред и смешит, и возбуждает сострадание» . - Повторил этот свой отзыв Белинский и в рецензии (1843 года) на «Сочинения Николая Гоголя»: «Записки сумасшедшего» - одно из глубочайших произведений…"

Повесть Гоголя и психиатрия

По мнению психологов и психиатров «Гоголь не поставил перед собой цель описать сумасшествие чиновника. Под прикрытием „Записок сумасшедшего“ он описал убожество нравов и духовности чиновничьей и светской среды. И „дружеская переписка“ собачек Меже и Фидель, и дневник чиновника наполнены такой острой иронией и добротным юмором, что читатель забывает о фантастичности фабулы повести.

Что касается характера сумасшествия чиновника, то оно относится к мании величия . Она бывает при параноидной форме шизофрении , прогрессивном сифилитическом параличе и паранойе . При шизофрении и прогрессивном параличе бредовые идеи мании величия интеллектуально значительно беднее, чем при паранойе. Поэтому систематизированный бред героя повести носит паранойяльный характер и Гоголь описал его ярко и правдоподобно» .

Цитаты и реминисценции из «Записок сумасшедшего»

Неоконченный рассказ под названием «Записки сумасшедшего» есть у Льва Толстого . Впрочем, в тексте рассказа нет явных аллюзий на Гоголя .

В наше время написано множество текстов под таким же названием и с подобной композицией, где также описывается постепенное схождение человека с ума, но в обстановке современности. Также «Записки сумасшедшего» - популярный подзаголовок блогов .

Схожее название - «Записки психопата» - носят дневники Венедикта Ерофеева .

Любопытна история гоголевского окказионализма «мартобрь» (одно из писем Поприщина датировано 86 мартобря). Набоков использовал его в своем переводе Кэрролла «Аня в стране чудес» , описывая то, как Шляпник и Мартовский Заяц поссорились со Временем . Одно из стихотворений цикла «Часть речи» Иосифа Бродского начинается со слов «Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря» .

По мнению литературного критика Виктора Пивоварова многие писатели русского андерграунда "вышли из «Записок сумасшедшего».

Кто мы? Андрей Монастырский, например, со своим «Каширским шоссе» и метафизикой ВДНХ, Пригов, вопящий свои сакральные азбуки и написавший 27 тысяч стихотворений, Звездочетов и его «Мухоморы», Юра Лейдерман с бредовыми, никому не доступными текстами, Кабаков со своим «Человеком, улетевшим в космос», Игорь Макаревич, вырезающий из дерева череп Буратино. О петербургских психах молчу, поскольку знаю о них только понаслышке, но говорят, у них там гнездо. Любой читатель этот список легко дополнит .

Постановки

Экранизации

  • «Записки сумасшедшего», советский фильм .

Театральные постановки

В главной роли - Максим Корень, режиссёр-постановщик Марианна Напалова.

Примечания

Ссылки

Октября 3.

Сегодняшнего дня случилось необыкновенное приключение. Я встал поутру довольно поздно, и когда Мавра принесла мне вычищенные сапоги, я спросил, который час. Услышавши, что уже давно било десять, я поспешил поскорее одеться. Признаюсь, я бы совсем не пошел в департамент, зная заранее, какую кислую мину сделает наш начальник отделения. Он уже давно мне говорит: «Что это у тебя, братец, в голове всегда ералаш такой? Ты иной раз метаешься как угорелый, дело подчас так спутаешь, что сам сатана не разберет, в титуле поставишь маленькую букву, не выставишь ни числа, ни номера». Проклятая цапля! он, верно, завидует, что я сижу в директорском кабинете и очиниваю перья для его превосходительства. Словом, я не пошел бы в департамент, если бы не надежда видеться с казначеем и авось-либо выпросить у этого жида хоть сколько-нибудь из жалованья вперед. Вот еще создание! Чтобы он выдал когда-нибудь вперед за месяц деньги – господи боже мой, да скорее Страшный суд придет. Проси, хоть тресни, хоть будь в разнужде, – не выдаст, седой черт. А на квартире собственная кухарка бьет его по щекам. Это всему свету известно. Я не понимаю выгод служить в департаменте. Никаких совершенно ресурсов. Вот в губернском правлении, гражданских и казенных палатах совсем другое дело: там, смотришь, иной прижался в самом уголку и пописывает. Фрачишка на нем гадкий, рожа такая, что плюнуть хочется, а посмотри ты, какую он дачу нанимает! Фарфоровой вызолоченной чашки и не неси к нему: «Это», говорит, «докторский подарок»; а ему давай пару рысаков, или дрожки, или бобер рублей в триста. С виду такой тихенький, говорит так деликатно: «Одолжите ножичка починить перышко», – а там обчистит так, что только одну рубашку оставит на просителе. Правда, у нас зато служба благородная, чистота во всем такая, какой вовеки не видеть губернскому правлению: столы из красного дерева, и все начальники на вы . Да, признаюсь, если бы не благородство службы, я бы давно оставил департамент.

Я надел старую шинель и взял зонтик, потому что шел проливной дождик. На улицах не было никого; одни только бабы, накрывшись полами платья, да русские купцы под зонтиками, да курьеры попадались мне на глаза. Из благородных только наш брат чиновник попался мне. Я увидел его на перекрестке. Я, как увидел его, тотчас сказал себе: «Эге! нет, голубчик, ты не в департамент идешь, ты спешишь вон за тою, что бежит впереди, и глядишь на ее ножки». Что это за бестия наш брат чиновник! Ей-богу, не уступит никакому офицеру: пройди какая-нибудь в шляпке, непременно зацепит. Когда я думал это, увидел подъехавшую карету к магазину, мимо которого я проходил. Я сейчас узнал ее: это была карета нашего директора. «Но ему незачем в магазин, – я подумал, – верно, это его дочка». Я прижался к стенке. Лакей отворил дверцы, и она выпорхнула из кареты, как птичка. Как взглянула она направо и налево, как мелькнула своими бровями и глазами… Господи, боже мой! пропал я, пропал совсем. И зачем ей выезжать в такую дождевую пору. Утверждай теперь, что у женщин не велика страсть до всех этих тряпок. Она не узнала меня, да и я сам нарочно старался закутаться как можно более, потому что на мне была шинель очень запачканная и притом старого фасона. Теперь плащи носят с длинными воротниками, а на мне были коротенькие, один на другом; да и сукно совсем не дегатированное. Собачонка ее, не успевши вскочить в дверь магазина, осталась на улице. Я знаю эту собачонку. Ее зовут Меджи. Не успел я пробыть минуту, как вдруг слышу тоненький голосок: «Здравствуй, Меджи!» Вот тебе на! кто это говорит? Я обсмотрелся и увидел под зонтиком шедших двух дам: одну старушку, другую молоденькую; но они уже прошли, а возле меня опять раздалось: «Грех тебе, Меджи!» Что за черт! я увидел, что Меджи обнюхивалась с собачонкою, шедшею за дамами. «Эге!» сказал я сам себе: «да полно, не пьян ли я? Только это, кажется, со мною редко случается». – «Нет, Фидель, ты напрасно думаешь», – я видел сам, что произнесла Меджи: «я была, ав! ав! я была, ав, ав, ав! очень больна». Ах ты ж, собачонка! Признаюсь, я очень удивился, услышав ее говорящею по-человечески. Но после, когда я сообразил все это хорошенько, то тогда же перестал удивляться. Действительно, на свете уже случилось множество подобных примеров. Говорят, в Англии выплыла рыба, которая сказала два слова на таком странном языке, что ученые уже три года стараются определить и еще до сих пор ничего не открыли. Я читал тоже в газетах о двух коровах, которые пришли в лавку и спросили себе фунт чаю. Но, признаюсь, я гораздо более удивился, когда Меджи сказала: «Я писала к тебе, Фидель; верно, Полкан не принес письма моего!» Да чтоб я не получил жалованъя! Я еще в жизни не слыхивал, чтобы собака могла писать. Правильно писать может только дворянин. Оно, конечно, некоторые и купчики-конторщики и даже крепостной народ дописывает иногда; но их писание большею частью механическое: ни запятых, ни точек, ни слога.

Это меня удивило. Признаюсь, с недавнего времени я начинаю иногда слышать и видеть такие вещи, которых никто еще не видывал и не слыхивал. «Пойду-ка я», сказал я сам себе: «за этой собачонкою и узнаю, что она и что такое думает».

Я развернул свой зонтик и отправился за двумя дамами. Перешли в Гороховую, поворотили в Мещанскую, оттуда в Столярную, наконец к Кокушкину мосту и остановились перед большим домом. «Этот дом я знаю», сказал я сам себе. «Это дом Зверкова». Эка машина! Какого в нем народа не живет: сколько кухарок, сколько приезжих! а нашей братьи чиновников – как собак, один на другом сидит. Там есть и у меня один приятель, который хорошо играет на трубе. Дамы взошли в пятый этаж. «Хорошо», подумал я: «теперь не пойду, а замечу место и при первом случае не премину воспользоваться».

Октября 4.

Сегодня середа, и потому я был у нашего начальника в кабинете. Я нарочно пришел пораньше и, засевши, перечинил все перья. Наш директор должен быть очень умный человек. Весь кабинет его уставлен шкафами с книгами. Я читал название некоторых: все ученость, такая ученость, что нашему брату и приступа нет: все или на французском, или на немецком. А посмотреть в лицо ему: фу, какая важность сияет в глазах! Я еще никогда не слышал, чтобы он сказал лишнее слово. Только разве, когда подашь бумаги, спросит: «Каково на дворе?» – «Сыро, ваше превосходительство!» Да, не нашему брату чета! Государственный человек. Я замечаю, однако же, что он меня особенно любит. Если бы и дочка… эх, канальство!.. Ничего, ничего, молчание! Читал «Пчелку». Эка глупый народ французы! Ну, чего хотят они? Взял бы, ей-богу, их всех, да и перепорол розгами! Там же читал очень приятное изображение бала, описанное курским помещиком. Курские помещики хорошо пишут. После этого заметил я, что уже било половину первого, а наш не выходил из своей спальни. Но около половины второго случилось происшествие, которого никакое перо не опишет. Отворилась дверь, я думал, что директор, и вскочил со стула с бумагами; но это была она, она сама! Святители, как она была одета! платье на ней было белое, как лебедь: фу, какое пышное! а как глянула: солнце, ей-богу, солнце! Она поклонилась и сказала: «Папа здесь не было?» Ах, ай, ай! какой голос! Канарейка, право, канарейка! «Ваше превосходительство, – хотел я было сказать, – не прикажите казнить, а если уже хотите казнить, то казните вашею генеральскою ручкою». Да, черт возьми, как-то язык не поворотился, и я сказал только: «Никак нет-с». Она поглядела на меня, на книги и уронила платок. Я кинулся со всех ног, подскользнулся на проклятом паркете и чуть-чуть не расклеил носа, однако ж удержался и достал платок. Святые, какой платок! тончайший, батистовый – амбра, совершенная амбра! так и дышит от него генеральством. Она поблагодарила и чуть-чуть усмехнулась, так что сахарные губки ее почти не тронулись, и после этого ушла. Я еще час сидел, как вдруг пришел лакей и сказал: «Ступайте, Аксентий Иванович, домой, барин уже уехал из дому». Я терпеть не могу лакейского круга: всегда развалится в передней, и хоть бы головою потрудился кивнуть. Этого мало: один раз одна из этих бестий вздумала меня, не вставая с места, потчевать табачком. Да знаешь ли ты, глупый холоп, что я чиновник, я благородного происхождения. Однако ж я взял шляпу и надел сам на себя шинель, потому что эти господа никогда не подадут, и вышел. Дома большею частию лежал на кровати. Потом переписал очень хорошие стишки: «Душеньки часок не видя, Думал, год уж не видал; Жизнь мою возненавидя, Льзя ли жить мне, я сказал». Должно быть, Пушкина сочинение. Ввечеру, закутавшись в шинель, ходил к подъезду ее превосходительства и поджидал долго, не выйдет ли сесть в карету, чтобы посмотреть еще разик, – но нет, не выходила.

Ноября 6.

Разбесил начальник отделения. Когда я пришел в департамент, он подозвал меня к себе и начал мне говорить так: «Ну, скажи, пожалуйста, что ты делаешь?» – «Как что? Я ничего не делаю», отвечал я. «Ну, размысли хорошенько! ведь тебе уже за сорок лет – пора бы ума набраться. Что ты воображаешь себе? Ты думаешь, я не знаю всех твоих проказ? Ведь ты волочишься за директорскою дочерью! Ну, посмотри на себя, подумай только, что ты? ведь ты нуль, более ничего. Ведь у тебя нет ни гроша за душою. Взгляни хоть в зеркало на свое лицо, куды тебе думать о том!» Черт возьми, что у него лицо похоже несколько на аптекарский пузырек, да на голове клочок волос, завитый хохолком, да держит ее кверху, да примазывает ее какою-то розеткою, так уже думает, что ему только одному все можно. Понимаю, понимаю, отчего он злится на меня. Ему завидно; он увидел, может быть, предпочтительно мне оказываемые знаки благорасположенности. Да я плюю на него! Велика важность надворный советник! вывесил золотую цепочку к часам, заказывает сапоги по тридцати рублей – да черт его побери! я разве из какие-нибудь разночинцев, из портных или из унтер-офицерских детей? Я дворянин. Что ж, и я могу дослужиться. Мне еще сорок два года – время такое, в которое, по-настоящему, только что начинается служба. Погоди, приятель! будем и мы полковником, а может быть, если бог даст, то чем-нибудь и побольше. Заведем и мы себе репутацию еще и получше твоей. Что ж ты себе забрал в голову, что, кроме тебя, уже нет вовсе порядочного человека? Дай-ка мне ручевский фрак, сшитый по моде, да повяжи я себе такой же, как ты, галстук, – тебе тогда не стать мне и в подметки. Достатков нет – вот беда.

Ноября 8.

Был в театре. Играли русского дурака Филатку. Очень смеялся. Был еще какой-то водевиль с забавными стишками на стряпчих, особенно на одного коллежского регистратора, весьма вольно написанные, так что я дивился, как пропустила цензура, а о купцах прямо говорят, что они обманывают народ и что сынки их дебошничают и лезут в дворяне. Про журналистов тоже очень забавный куплет: что они любят все бранить и что автор просит от публики защиты. Очень забавные пьесы пишут нынче сочинители. Я люблю бывать в театре. Как только грош заведется в кармане – никак не утерпишь не пойти. А вот из нашей братьи чиновников есть такие свиньи: решительно не пойдет, мужик, в театр; разве уже дашь ему билет даром. Пела одна актриса очень хорошо. Я вспомнил о той… эх, канальство!.. ничего, ничего… молчание.

Ноября 9.

В восемь часов отправился в департамент. Начальник отделения показал такой вид, как будто бы он не заметил моего прихода. Я тоже с своей стороны, как будто бы между нами ничего не было. Пересматривал и сверял бумаги. Вышел в четыре часа. Проходил мимо директорской квартиры, но никого не было видно. После обеда большею частию лежал на кровати.

Ноября 11.

Сегодня сидел в кабинете нашего директора, починил для него двадцать три пера и для ее, ай! ай!.. для ее превосходительства четыре пера. Он очень любит, чтобы стояло побольше перьев. У! должен быть голова! Все молчит, а в голове, я думаю, все обсуживает. Желалось бы мне узнать, о чем он больше всего думает; что такое затевается в этой голове. Хотелось бы мне рассмотреть поближе жизнь этих господ, все эти экивоки и придворные штуки – как они, что они делают в своем кругу, – вот что бы мне хотелось узнать! Я думал несколько раз завести разговор с его превосходительством, только, черт возьми, никак не слушается язык: скажешь только, холодно или тепло на дворе, а больше решительно ничего не выговоришь. Хотелось бы мне заглянуть в гостиную, куда видишь только иногда отворенную дверь, за гостиною еще в одну комнату. Эх, какое богатое убранство! Какие зеркала и фарфоры! Хотелось бы заглянуть туда, на ту половину, где ее превосходительство, – вот куда хотелось бы мне! В будуар: как там стоят все эти баночки, скляночки, цветы такие, что и дохнуть на них страшно; как лежит там разбросанное ее платье, больше похожее на воздух, чем на платье. Хотелось бы заглянуть в спальню… там-то, я думаю, чудеса, там-то, я думаю, рай, какого и на небесах нет. Посмотреть бы ту скамеечку, на которую она становит, вставая с постели, свою ножку, как надевается на эту ножку белый, как снег, чулочек… ай! ай! ай! ничего, ничего… молчание.

Сегодня, однако ж, меня как бы светом озарило: я вспомнил тот разговор двух собачонок, который слышал я на Невском проспекте. «Хорошо, – подумал я сам в себе, – я теперь узнаю все. Нужно захватить переписку, которую вели между собою эти дрянные собачонки. Там я, верно, кое-что узнаю». Признаюсь, я даже подозвал было к себе один раз Меджи и сказал: «Послушай, Меджи, вот мы теперь одни; я, когда хочешь, и дверь запру, так что никто не будет видеть, – расскажи мне все, что знаешь про барышню, что она и как? Я тебе побожусь, что никому не открою». Но хитрая собачонка поджала хвост, съежилась вдвое и вышла тихо в дверь так, как будто бы ничего не слышала. Я давно подозревал, что собака гораздо умнее человека; я даже был уверен, что она может говорить, но что в ней есть только какое-то упрямство. Она чрезвычайный политик: все замечает, все шаги человека. Нет, во что бы то ни стало, я завтра же отправлюсь в дом Зверкова, допрошу Фидель и, если удастся, перехвачу все письма, которые писала к ней Меджи.

Ноября 12.

В два часа пополудни отправился с тем, чтобы непременно увидеть Фидель и допросить ее. Я терпеть не люблю капусты, запах которой валит из всех мелочных лавок в Мещанской; к тому же из-под ворот каждого дома несет такой ад, что я, заткнув нос, бежал во всю прыть. Да и подлые ремесленники напускают копоти и дыму из своих мастерских такое множество, что человеку благородному решительно невозможно здесь прогуливаться. Когда я пробрался в шестой этаж и зазвонил в колокольчик, вышла девчонка, не совсем дурная собою, с маленькими веснушками. Я узнал ее. Это была та самая, которая шла вместе со старушкою. Она немножко закраснелась, и я тотчас смекнул: ты, голубушка, жениха хочешь. «Что вам угодно?» сказала она. «Мне нужно поговорить с вашей собачонкой». Девчонка была глупа! я сейчас узнал, что глупа! Собачонка в это время прибежала с лаем; я хотел ее схватить, но, мерзкая, чуть не схватила меня зубами за нос. Я увидал, однако же, в углу ее лукошко. Э, вот этого мне и нужно! Я подошел к нему, перерыл солому в деревянной коробке и, к необыкновенному удовольствию своему, вытащил небольшую связку маленьких бумажек. Скверная собачонка, увидевши это, сначала укусила меня за икру, а потом, когда пронюхала, что я взял бумаги, начала визжать и ластиться, но я сказал: «Нет, голубушка, прощай!» и бросился бежать. Я думаю, что девчонка приняла меня за сумасшедшего, потому что испугалась чрезвычайно. Пришедши домой, я хотел было тот же час приняться за работу и разобрать эти письма, потому что при свечах несколько дурно вижу. Но Мавра вздумала мыть пол. Эти глупые чухонки всегда некстати чистоплотны. И потому я пошел прохаживаться и обдумывать это происшествие. Теперь-то наконец я узнаю все дела, помышления, все эти пружины и доберусь наконец до всего. Эти письма мне все откроют. Собаки народ умный, они знают все политические отношения, и потому, верно, там будет все: портрет и все дела этого мужа. Там будет что-нибудь и о той, которая… ничего, молчание! К вечеру я пришел домой. Большею частию лежал на кровати.

Ноября 13.

А ну, посмотрим: письмо довольно четкое. Однако же в почерке все есть как будто что-то собачье. Прочитаем:

Милая Фидель! я все не могу привыкнуть к твоему мещанскому имени. Как будто бы уже не могли дать тебе лучшего? Фидель, Роза – какой пошлый тон! однако ж все это в сторону. Я очень рада, что мы вздумали писать друг к другу.

Письмо писано очень правильно. Пунктуация и даже буква ъ везде на своем месте. Да эдак просто не напишет и наш начальник отделения, хотя он и толкует, что где-то учился в университете. Посмотрим далее:

Мне кажется, что разделять мысли, чувства и впечатления с другим есть одно из первых благ на свете.

Гм! мысль почерпнута из одного сочинения, переведенного с немецкого. Названия не припомню.

Я говорю это по опыту, хотя и не бегала по свету далее ворот нашего дома. Моя ли жизнь не протекает в удовольствии? Моя барышня, которую папа называет Софи, любит меня без памяти.

Ай, ай!.. ничего, ничего. Молчание!

Папа тоже очень часто ласкает. Я пью чай и кофей со сливками. Ах, mа chere , я должна тебе сказать, что я вовсе не вижу удовольствия в больших обглоданных костях, которые жрет на кухне наш Полкан. Кости хорошо только из дичи, и притом тогда, когда еще никто не высосал из них мозга. Очень хорошо мешать несколько соусов вместе, но только без каперсов и без зелени; но я не знаю ничего хуже обыкновения давать собакам скатанные из хлеба шарики. Какой-нибудь сидящий за столом господин, который в руках своих держал всякую дрянь, начнет мять этими руками хлеб, подзовет тебя и сунет тебе в зубы шарик. Отказаться как-то неучтиво, ну и ешь; с отвращением, а ешь…

Чорт знает что такое! Экой вздор! Как будто бы не было предмета получше, о чем писать. Посмотрим на другой странице. Не будет ли чего подельнее.

Я с большою охотою готова тебя уведомлять о всех бывающих у нас происшествиях. Я уже тебе кое-что говорила о главном господине, которого Софи называет папа. Это очень странный человек.

А! вот наконец! Да, я знал: у них политический взгляд на все предметы. Посмотрим, что папа:

…очень странный человек. Он больше молчит. Говорит очень редко; но неделю назад беспрестанно говорил сам с собою: «Получу или не получу?» Возьмет в одну руку бумажку, другую сложит пустую и говорит: «Получу или не получу?» Один раз он обратился и ко мне с вопросом: «Как ты думаешь, Меджи получу или не получу?» Я ровно ничего не могла понять, понюхала его сапог и ушла прочь. Потом, ma chere, через неделю папа пришел в большой радости. Все утро ходили к нему господа в мундирах и с чем-то поздравляли. За столом он был так весел, как я еще никогда не видала, отпускал анекдоты, а после обеда поднял меня к своей шее и сказал: «А посмотри, Меджи, что это такое». Я увидела какую-то ленточку. Я нюхала ее, но решительно не нашла никакого аромата; наконец потихоньку лизнула: соленое немного.

Гм! Эта собачонка, мне кажется, уже слишком… чтобы ее не высекли! А! так он честолюбец! Это нужно взять к сведению.

Прощай! ma chere! я бегу и прочее… и прочее… Завтра окончу письмо. Ну, здравствуй! Я теперь снова с тобою. Сегодня барышня моя Софи…

А! ну, посмотрим, что Софи. Эх, канальство!.. Ничего, ничего… будем продолжать.

…барышня моя Софи была в чрезвычайной суматохе. Она собиралась на бал, и я обрадовалась, что в отсутствие ее могу писать к тебе. Моя Софи всегда чрезвычайно рада ехать на бал, хотя при одевании всегда почти сердится. Я никак не понимаю, ma chere, удовольствия ехать на бал. Софи приезжает с балу домой в шесть часов утра, и я всегда почти угадываю по ее бледному и тощему виду, что ей, бедняжке, не давали там есть. Я, признаюсь, никогда бы не могла так жить. Если бы мне не дали соуса с рябчиком или жаркого куриных крылышек, то… я не знаю, что бы со мною было. Хорош также соус с кашкою. А морковь, или репа, или артишоки никогда не будут хорошо…

Чрезвычайно неровный слог. Тотчас видно, что не человек писал. Начнет так, как следует, а кончит собачиною. Посмотрим-ка еще в одно письмецо. Что-то длинновато. Гм! и числа не выставлено.

Ах! милая, как ощутительно приближение весны. Сердце мое бьется, как будто все чего-то ожидает. В ушах у меня вечный шум, так что я часто, поднявши ножку, стою несколько минут, прислушиваясь к дверям. Я тебе открою, что у меня много куртизанов. Я часто, сидя на окне, рассматриваю их. Ах, если б ты знала, какие между ними есть уроды. Иной преаляповатый, дворняга, глуп страшно, на лице написана глупость, преважно идет по улице и воображает, что он презнатная особа, думает, что так на него и заглядятся все. Ничуть. Я даже и внимания не обратила, так как бы и не видала его. А какой страшный дога останавливается перед моим окном! Если бы он стал на задние лапы, чего, грубиян, он, верно, не умеет, – то он бы был целою головою выше папа моей Софи, который тоже довольно высокого роста и толст собою. Этот болван, должно быть, наглец преужасный. Я поворчала на него, но ему и нуждочки мало. Хотя бы поморщился! высунул свой язык, повесил огромные уши и глядит в окно – такой мужик! Но неужели ты думаешь, ma chere, что сердце мое равнодушно ко всем исканиям, – ах нет… Если бы ты видела одного кавалера, перелезающего через забор соседнего дома, именем Трезора. Ах, ma chere, какая у него мордочка!

Тьфу, к чорту!.. Экая дрянь!.. И как можно наполнять письма эдакими глупостями. Мне подавайте человека! Я хочу видеть человека; я требую пищи – той, которая бы питала и услаждала мою душу; а вместо того эдакие пустяки… перевернем через страницу, не будет ли лучше:

…Софи сидела за столиком и что-то шила. Я глядела в окно, потому что я люблю рассматривать прохожих. Как вдруг вошел лакей и сказал: «Теплов» – «Проси, – закричала Софи и бросилась обнимать меня… – Ах, Меджи, Меджи! Если б ты знала, кто это: брюнет, камер-юнкер, а глаза какие! черные и светлые, как огонь», – и Софи убежала к себе. Минуту спустя вошел молодой камер-юнкер с черными бакенбардами, подошел к зеркалу, поправил волоса и осмотрел комнату. Я поворчала и села на свое место. Софи скоро вышла и весело поклонилась на его шарканье; а я себе так, как будто не замечая ничего, продолжала глядеть в окошко; однако ж голову наклонила несколько набок и старалась услышать. о чем они говорят. Ах, ma chere, о каком вздоре они говорили. Они говорили о том, как одна дама в танцах вместо одной какой-то фигуры сделала другую; также, что какой-то Бобов был очень похож в своем жабо на аиста и чуть было не упал; что какая-то Лидина воображает, что у ней голубые глаза, между тем как они зеленые, – и тому подобное. «Куда ж, – подумала я сама в себе, – если сравнить камер-юнкера с Трезором!» Небо! какая разница! Во-первых, у камер-юнкера совершенно гладкое широкое лицо и вокруг бакенбарды, как будто бы он обвязал его черным платком; а у Трезора мордочка тоненькая, и на самом лбу белая лысинка. Талию Трезора и сравнить нельзя с камер-юнкерскою. А глаза, приемы, ухватки совершенно не те. О, какая разница! Я не знаю, ma chere, что она нашла в своем Теплове. Отчего она так им восхищается?..

Мне самому кажется, здесь что-нибудь да не так. Не может быть, чтобы ее мог так обворожить камер-юнкер. Посмотрим далее:

Мне кажется, если этот камер-юнкер нравится, то скоро будет нравиться и тот чиновник, который сидит у папа в кабинете. Ах, ma chere, если бы ты знала, какой это урод. Совершенная черепаха в мешке…

Какой же бы это чиновник?..

Фамилия его престранная. Он всегда сидит и чинит перья. Волоса на голове его очень похожи на сено. Папа всегда посылает его вместо слуги.

Мне кажется, что эта мерзкая собачонка метит на меня. Где ж у меня волоса как сено?

Софи никак не может удержаться от смеха, когда глядит на него.

Врешь ты, проклятая собачонка! Экой мерзкий язык! Как будто я не знаю, что это дело зависти. Как будто я не знаю, чьи здесь штуки. Это штуки начальника отделения. Ведь поклялся же человек непримиримою ненавистью – и вот вредит да и вредит, на каждом шагу вредит. Посмотрим, однако же, еще одно письмо. Там, может быть, дело раскроется само собою.

Ma chere Фидель, ты извини меня, что так давно не писала. Я была в совершенном упоении. Подлинно справедливо сказал какой-то писатель, что любовь есть вторая жизнь. Притом же у нас в доме теперь большие перемены. Камер-юнкер теперь у нас каждый день. Софи влюблена в него до безумия. Папа очень весел. Я даже слышала от нашего Григория, который метет пол и всегда почти разговаривает сам с собою, что скоро будет свадьба; потому что папа хочет непременно видеть Софи или за генералом, или за камер-юнкером, или за военным полковником…

Черт возьми! я не могу более читать… Все или камер-юнкер, или генерал. Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам. Найдешь себе бедное богатство, думаешь достать его рукою, – срывает у тебя камер-юнкер или генерал. Черт побери! Желал бы я сам сделаться генералом: не для того, чтобы получить руку и прочее, нет, хотел бы быть генералом для того только, чтобы увидеть, как они будут увиваться и делать все эти разные придворные штуки и экивоки, и потом сказать им, что я плюю на вас обоих. Черт побери. Досадно! Я изорвал в клочки письма глупой собачонки.

Декабря 3.

Не может быть. Враки! Свадьбе не бывать! Что ж из того, что он камер-юнкер. Ведь это больше ничего, кроме достоинство; не какая-нибудь вещь видимая, которую бы можно взять в руки. Ведь через то, что камер-юнкер, не прибавится третий глаз на лбу. Ведь у него же нос не из золота сделан, а так же, как и у меня, как и у всякого; ведь он им нюхает, а не ест, чихает, а не кашляет. Я неоколько раз уже хотел добраться, отчего происходят все эти разности. Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник? Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником? Может быть, я сам не знаю, кто я таков. Ведь сколько примеров по истории: какой-нибудь простой, не то уже чтобы дворянин, а просто какой-нибудь мещанин или даже крестьянин, – и вдруг открывается, что он какой-нибудь вельможа, а иногда даже и государь. Когда из мужика да иногда выходит эдакое, что же из дворянина может выйти? Вдруг, например, я вхожу в генеральском мундире: у меня и на правом плече эполета, и на левом плече эполета, через плечо голубая лента – что? как тогда запоет красавица моя? что скажет и сам папа, директор наш? О, это большой честолюбец! это масон, непременно масон, хотя он и прикидывается таким и эдаким, но я тотчас заметил, что он масон: он если даст кому руку, то высовывает только два пальца. Да разве я не могу быть сию же минуту пожалован генерал-губернатором, или интендантом, или там другим каким-нибудь? Мне бы хотелось знать, отчего я титулярный советник? Почему именно титулярный советник?

Декабря 5.

Я сегодня все утро читал газеты. Странные дела делаются в Испании. Я даже не мог хорошенько разобрать их. Пишут, что престол упразднен и что чины находятся в затруднительном положении о избрании наследника и оттого происходят возмущения. Мне кажется это чрезвычайно странным. Как же может быть престол упразднен? Говорят, какая-то донна должна взойти на престол. Не может взойти донна на престол. Никак не может. На престоле должен быть король. Да, говорят, нет короля, – не может статься, чтобы не было короля. Государство не может быть без короля. Король есть, да только он где-нибудь находится в неизвестности. Он, статься может, находится там же, но какие-нибудь или фамильные причины, или опасения со стороны соседственных держав, как-то: Франции и других земель, заставляют его скрываться, или есть какие-нибудь другие причины.

Декабря 8.

Я было уже совсем хотел идти в департамент, но разные причины и размышления меня удержали. У меня все не могли выйти из головы испанские дела. Как же может это быть, чтобы донна сделалась королевою? Не позволят этого. И, во-первых, Англия не позволит. Да притом и дела политические всей Европы: австрийский император, наш государь… Признаюсь, эти происшествия так меня убили и потрясли, что я решительно ничем не мог заняться во весь день. Мавра замечала мне, что я за столом был чрезвычайно развлечен. И точно, я две тарелки, кажется, в рассеянности бросил на пол, которые тут же расшиблись. После обеда ходил под горы. Ничего поучительного не мог извлечь. Большею частию лежал на кровати и рассуждал о делах Испании.

Сегодняшний день – есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король я. Именно только сегодня об этом узнал я. Признаюсь, меня вдруг как будто молнией осветило. Я не понимаю, как я мог думать и воображать себе, что я титулярный советник. Как могла взойти мне в голову эта сумасбродная мысль? Хорошо, что еще не догадался никто посадить меня тогда в сумасшедший дом. Теперь передо мною все открыто. Теперь я вижу все как на ладони. А прежде, я не понимаю, прежде все было передо мною в каком-то тумане. И это все происходит, думаю, оттого, что люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове; совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря. Сначала я объявил Мавре, кто я. Когда она услышала, что перед нею испанский король, то всплеснула руками и чуть не умерла от страха. Она, глупая, еще никогда не видала испанского короля. Я, однако же, старался ес успокоить и в милостивых словах старался ее уверить в благосклонности, и что я вовсе не сержусь за то, что она мне иногда дурно чистила сапоги. Ведь это черный народ. Им нельзя говорить о высоких материях. Она испугалась оттого, что находится в уверенности, будто все короли в Испании похожи на Филиппа II. Но я растолковал ей, что между мною и Филиппом нет никакого сходства и что у меня нет ни одного капуцина… В департамент не ходил… Черт с ним! Нет, приятели, теперь не заманить меня; я не стану переписывать гадких бумаг ваших!

Мартобря 86 числа. Между днем и ночью.

Сегодня приходил наш экзекутор с тем, чтобы я шел в департамент, что уже более трех недель как я не хожу на должность. Я для шутки пошел в департамент. Начальник отделения думал, что я ему поклонюсь и стану извиняться, но я посмотрел на него равнодушно, не слишком гневно и не слишком благосклонно, и сел на свое место, как будто никого не замечая. Я глядел на всю канцелярскую сволочь и думал: «Что, если бы вы знали, кто между вами сидит… Господи боже! какую бы вы ералашь подняли, да и сам начальник отделения начал бы мне так же кланяться в пояс, как он теперь кланяется перед директором». Передо мною положили какие-то бумаги, чтобы я сделал из них экстракт. Но я и пальцем не притронулся. Через несколько минут все засуетилось. Сказали, что директор идет. Многие чиновники побежали наперерыв, чтобы показать себя перед ним. Но я ни с места. Когда он проходил чрез наше отделение, все застегнули на пуговицы свои фраки; но я совершенно ничего! Что за директор! чтобы я встал перед ним – никогда! Какой он директор? Он пробка, а не директор. Пробка обыкповенная, простая пробка, больше ничего. Вот которою закупоривают бутылки. Мне больше всего было забавно, когда подсунули мне бумагу, чтобы я подписал. Они думали, что я напишу на самом кончике листа: столоначальник такой-то. Как бы не так! а я на самом главном месте, где подписывается директор департамента, черкнул: «Фердинанд VIII». Нужно было видеть, какое благоговейное молчание воцарилось; но я кивнул только рукою, сказав: «Не нужно никаких знаков подданничества!» – и вышел. Оттуда я пошел прямо в директорскую квартиру. Его не было дома. Лакей хотел меня не впустить, но я ему такое сказал, что он и руки опустил. Я прямо пробрался в уборную. Она сидела перед зеркалом, вскочила и отступила от меня. Я, однако же, не сказал ей, что я испанский король. Я сказал только, что счастие ее ожидает такое, какого она и вообразить себе не может, и что, несмотря на козни неприятелей, мы будем вместе. Я больше ничего не хотел говорить и вышел. О, это коварное существо – женщина! Я теперь только постигнул, что такое женщина. До сих пор никто еще не узнал, в кого она влюблена: я первый открыл это. Женщина влюблена в черта. Да, не шутя. Физики пишут глупости, что она то и то, – она любит только одного черта. Вон видите, из ложи первого яруса она наводит лорнет. Вы думаете, что она глядит на этого толстяка со звездою? Совсем нет, она глядит на черта, что у него стоит за спиною. Вон он спрятался к нему во фрак. Вон он кивает оттуда к ней пальцем! И она выйдет за него. Выйдет. А вот эти все, чиновные отцы их, вот эти все, что юлят во все стороны и лезут ко двору и говорят, что они патриоты и то и се: аренды, аренды хотят эти патриоты! Мать, отца, бога продадут за деньги, честолюбцы, христопродавцы! Все это честолюбие, и честолюбие оттого, что под язычком находится маленький пузырек и в нем небольшой червячок величиною с булавочную головку, и это все делает какой-то цирюльник, который живет в Гороховой. Я не помню, как его зовут; но достоверно известно, что он, вместе с одною повивальною бабкою, хочет по всему свету распространить магометанство, и оттого уже, говорят, во Франции большая часть народа признает веру Магомета.

В русской литературе довольно часто встречаются персонажи с психологическими расстройствами личности. И произведения Н.В. Гоголя не являются здесь исключением. Он умел проникнуть в человеческую душу, чтобы показать читателю надрывные страдания русского человека. Немного странное видение окружающего мира очень влияло на текст его произведений. Ощущение глубокого отчаяния является одним из важнейших мотивов его творчества. Мир его героев погружен в безумие. Но кто бы мог подумать, что его истории, собранные в цикл «Петербургских повестей», станут некой маленькой энциклопедией «маленького человека», которая откроет читателю дверь в мир, пронизанный болью и одиночеством.

Повесть написана в 1834 году, в период работы над несколькими другими историями, позже объединенными в общий цикл «Петербургские повести». В тот момент Николай Васильевич начал очень серьезно относится к работе писателя и видел в ней единственный смысл жизни. Он работает очень много, практически без отдыха, о его творчестве начинают говорить критики, в том числе и В.Г. Белинский.

Тогда Гоголь был увлечен рассказами Одоевского из цикла «Дом сумасшедших» и, возможно, это в большей степени повлияло на замысел его повести. Также существовало ещё два литературных замысла подходящих по сюжету: «Записки сумасшедшего музыканта», а также ненаписанная комедия «Владимир 3-ей степени». В этих произведениях прослеживается сюжет, схожий с темой в записках. В центре внимания были герои, ставшие в итоге безумцами.

Гоголь писал записки, исходя из собственных наблюдений, в то время как сам служил в департаменте. В повести присутствуют элементы, относящиеся к личной жизни писателя. К примеру, «Дом Зверкова» у Кокушкина моста – это тот дом, в котором жил одно время сам писатель и его друг.

При первой публикации произведение не прошло цензурные ограничения, о чем Н.В. Гоголь с некой долей разочарования писал А.С. Пушкину:

Вышла вчера довольно неприятная зацепа по цензуре по поводу „Записок сумасшедшего“; но, слава Богу, сегодня немного лучше; по крайней мере я должен ограничиться выкидкою лучших мест… Если бы не эта задержка, книга моя, может быть, завтра вышла.

Жанр и направление

«Записки сумасшедшего» принято называть повестью из-за среднего объема, концентрации на одной сюжетной линии и определенного количества персонажей, недостаточного для романа и избыточного для рассказа. Она написана в жанре дневниковых заметок, которые главный герой писал на протяжении четырех месяцев.

Направление, в котором писал Николай Васильевич Гоголь, трудно конкретизировать. Литературоведы позже назовут его «гоголевским». Оно возникло именно в тот момент, когда появились «Петербургские повести», в 40-х годах, и послужило почвой для возникновения Натуральной школы. Это одно из условных названий критического реализма, который только начал появляться в русской литературе того времени. Основные черты этого направления:

  • реализм художественного выражения;
  • наличие общественно значимых тем;
  • критическое отношение к социальной действительности.
  • Композиция

    Композиция повести делится на пять частей, в которых довольно остро чувствуется напряжение, нарастающее в душе героя с каждой новой строкой.

  1. Все начинается с рассказа о довольно никчемной жизни Поприщина и его тайных желаниях.
  2. Далее следует завязка основного действия: герой мечтает жениться на дочери своего начальника — Софи, её красота поразила бедное сердце несчастного чиновника.
  3. Событие развивается, мы видим зачатки безумия в голове главного героя, в момент, когда он будто бы слышит разговор двух собачек на улице, одна из которых является питомицей Софи. Поприщин следует за животными, чтобы больше узнать о хозяйке, а затем решается на довольно странный поступок: украсть письма из корзинки одной собачонки и прочесть их. Из писем он узнает о Теплове – потенциальном женихе своей возлюбленной, и эта новость повергает его в отчаяние.
  4. Кульминация действия происходит в тот момент, когда герой перестает ходить на службу и начинает воображать, будто он скрытый наследник испанского престола.
  5. Повесть заканчивается довольно трагично: Поприщина помещают в сумасшедший дом, где он сталкивается с ужасами содержания душевнобольных и пытается написать письмо матери с просьбой о помощи.
  6. Главные герои и их характеристика

    1. Главный герой, чьи записки нам предложил прочесть автор – Аксентий Иванович Поприщин . Чиновник, который занимается переписыванием бумаг в департаменте. Его основная работа заключается в очинке перьев для директора департамента. Этот персонаж очень напоминает нам Акакия Акакиевича Башмачкина из повести «Шинель». Он так же одинок, за сорок два года жизни так и не сумел обзавестись семьей или хотя бы парой близких друзей. Положение его крайне бедственно, герой постоянно стыдится своего старомодного платья и себя самого, в том числе. В свободное время он практически всегда читает журнал «Северная пчела», лежит на диване и иногда посещает театр, считая это место высшим проявлением настоящего искусства. В целом, его поведение не кажется читателю странным, но с каждой новой заметкой сомнения по поводу его психического здоровья увеличиваются. Фамилия героя выбрана Гоголем не случайно. Поприщин — происходит от слова «поприще», именно оно описывает ту маниакальную идею, возникшую в голове Аксентия Ивановича. На протяжении всего произведения он судорожно пытается найти предназначение, чтобы хоть в чем-то видеть смысл собственного существования.
    2. Возлюбленная Поприщина – Софи , дочь директора департамента. Юная, невероятно красивая девушка, которая относится к главному герою с известной долей иронии. Из писем двух собачонок становится известно, что она надсмехалась над Аксентием Ивановичем, сравнивая его со старой черепахой. Гоголь не пытается особым образом охарактеризовать героиню, но дает читателю понять, что особы из её круга просто не могут отвечать взаимностью на чувства титулярных советников.
    3. Теплов – камер-юнкер, о котором Поприщин так же узнает из украденных писем. Никаких особенных сведений о нем нет, кроме того факта, что Софи отдала ему своё сердце.
    4. Директор департамента – человек, о котором довольно часто упоминается в записках. Непосредственный начальник Аксентия Ивановича. В начале произведения фигурировал в положительном свете, но после того, как стало известно о предстоящей свадьбе его дочери с Тепловым, мнение коренным образом меняется. Поприщин называет директора масоном и глупой пробкой, не имеющей собственного мнения.
    5. Меджи и Фиделька – отнюдь не самые последние герои произведения. Именно в разговорах и таинственной переписке этих собачек отражена фантастическая сторона повести. Таким образом, Н.В. Гоголь хотел передать нравы и мораль светского общества и то, каким гнилым оно является на самом деле.
    6. Темы

      Маленький человек – основная тема «Записок». Этот образ не раз фигурировал в «Петербургских повестях». Гоголя особенно волновала эта проблема, так как будучи молодым, он сам часто сталкивался с несправедливостью по отношению к людям, имеющим более низкий чин. Когда он приехал в Петербург в 1829 году, то буквально был шокирован существующим неравенством, которое укоренилось в обществе. Он лично познал всю боль человека, которому не хватает денег на новую шинель, или бедственное положение в среде молодых художников, когда посещал рисовальные классы академии художеств.

      Именно поэтому Гоголь хотел показать жизнь людей в нечеловеческих условиях. И «Записки сумасшедшего» становятся самым трагичным произведением из всего цикла. Все, что происходит с Аксентием Ивановичем, нельзя назвать простым рассказом о жизни бедняка. Это заметки, сквозь которые слышны безумные вопли отчаяния, мольбы о помощи, болезненные переживания. Всё существование главного героя сосредоточенно только в пределах собственной головы. Постоянные угрызения совести, одиночество и бедность заставляют его шагнуть туда, откуда нет выхода. Мир безумия, словно врата ада, разворачивается перед ним и захватывает в свои сети. Удивительно, что именно безумие наводит героя на довольно здравые рассуждения о собственном бесправии.

      Проблемы

      В повести затрагивается ряд довольно важных проблем. И проблема уничижительной бедности является одной из главных. В самом герое заключен протест против несправедливых общественных устоев, где уже нет таких понятий, как «разум» и «справедливость». Ведь именно в такой обстановке многие люди начинают чувствовать себя угнетенными и слабыми. Появляется момент соперничества и сравнения себя с другими, что приводит к тотальной неуверенности в себе. Осуждение и пренебрежение теми, кто занимает не самые престижные должности, в конце концов, может привести к волнениям более серьезным, чем одно происшествие в департаменте Петербурга.

      Ещё одна важнейшая проблема – одиночество. Поприщев воплощает в себе это понятие. Он покинут всеми, никто не желает понять его. И Гоголь пытается заострить внимание читателя на том, что любой человек, независимо от его социального статуса и денежного положения, заслуживает участия. В каждом можно попытаться разглядеть светлые черты, каждый заслуживает помощи и поддержки. Однако зачастую люди, проигравшие в лотерею рождения, никому не нужны. И в момент, когда одиночество окружает со всех сторон, действительно можно сойти с ума.

      Смысл

      Главная идея произведения заключается в неприятии существующего неравенства и угнетения по отношению к отдельным людям. Общество даже не успевает задуматься над тем, что попрание нравственных устоев может причинить кому-то боль. А боль общественного унижения становится вдвойне хуже, когда человек пытается справиться с ней в одиночку и чаще всего проигрывает в этой неравной битве.

      Автор направляет свою основную мысль не только по тропе осуждения несправедливой иерархической системы. Она набредает на другую сторону медали – измельченную в жерновах невежества и зависти личность маленького человека. Ее помыслы так же мелки и суетны, как внутренний мир говорящих собачек. Чего он хочет от жизни? Уподобиться господам, жениться на знатной молодой барышне, войти в избранное общество, что сулит ему уважение и трепет в глазах представителей света. Его ценности фальшивы, ведь в них нет ни истинной любви, ни божественной искры призвания, ни целеустремленности ума. Эти несущественные и поддельные фантомы тоже вносят свою лепту в печальный финал. Добиваясь и желая их, человек теряет себя.

      Критика

      О новой повести Гоголя критики чаще отзывались доброжелательно. Тогда он уже стал влиятельной и заметной фигурой в литературном мире. К его мнению прислушивались, его произведения охотно издавали. Многие рецензенты разгадали величайший талант мастера и не раз описали его. Конечно, правительственная пресса во главе с Фаддеем Булгариным, та самая «Северная пчела», представленная в тексте книги, саркастически и злобно охарактеризовала новую работу автора, которого и так недолюбливали в официозных кругах.

      Но особенно запоминающимся стал положительный отзыв прославленного критика В.Г. Белинского:

      Возьмите „Записки сумасшедшего“, этот уродливый гротеск, эту странную, прихотливую грезу художника, эту добродушную насмешку над жизнию и человеком, жалкою жизнию, жалким человеком, эту карикатуру, в которой такая бездна поэзии, такая бездна философии, эту психическую историю болезни, изложенную в поэтической форме, удивительную по своей истине и глубокости, достойную кисти Шекспира: вы ещё смеетесь над простаком, но уже ваш смех растворен горечью; это смех над сумасшедшим, которого бред и смешит, и возбуждает сострадание.

      Интересно? Сохрани у себя на стенке!

Мистические произведения Гоголя известны, пожалуй, каждому. Повести же, затрагивающие острые социальные темы, читали, к сожалению, немногие. А потому краткое содержание «Записок сумасшедшего» - произведения, в котором идет речь не столько о потере рассудка, сколько о нравах русского общества девятнадцатого столетия, - пересказать сможет далеко не каждый. О чем эта повесть? Кто ее главный герой? Анализ и краткое содержание «Записок сумасшедшего» - тема статьи.

История создания

«Записки сумасшедшего» - повесть, имевшая в первоначальном варианте другое название. Произведение вышло в свет в 1835 году. Оно вошло в сборник «Арабески» под названием «Клочки из записок сумасшедшего».

Согласно переписке писателя, которую скрупулезно изучили литературоведы, в тридцатые годы он был увлечен творчеством Одоевского. Этот автор - яркий представитель русского романтизма. Он, в свою очередь, большую часть своих произведений написал под влиянием книг Гофмана и Шеллинга. Незадолго до того, как Гоголь приступил к созданию повести, о которой идет речь в этой статье, был опубликован сборник «Дом сумасшедших». Тема безумия вдохновила Николая Васильевича.

В 1834 году Гоголь задумал написать комедию о русских чиновниках. Но ряд сюжетных и стилистических деталей, предназначенных для этого произведения, писатель использовал в сочинении «Записки сумасшедшего». Повесть рассказывает о человеке, стремящемся к карьерному росту и прочим жизненным благам, но в силу множества разочарований постепенно лишающемся рассудка.

«Записок сумасшедшего» читатель мог бы никогда не прочитать, если бы автор этой повести менее критично относился к чиновничьему миру. О том, какой он видел жизнь сотрудников рядовой конторы, можно понять и из знаменитой «Шинели». Но, в отличие от этого произведения, не содержит никакой мистичности повесть «Записки сумасшедшего». Главные герои, впрочем, напоминают персонажей из истории о несчастном Башмачкине.

Главное действующее лицо «Записок сумасшедшего» - сорокадвухлетний чиновник Поприщин Аксентий Иванович. Он занимает рядовую чиновничью должность. В обязанности Поприщина входит очинка перьев для директора департамента. Кстати сказать, фамилия этого героя символична. Ведь Аксентий Иванович не удовлетворен своей должностью. Он мечтает о другой работе, грезит подходящим для себя поприщем.

Писатель продолжил тему страдания «маленького человека» в повести «Записки сумасшедшего». Гоголь рассказал в этом произведении о том, до чего может дойти человек, страдающий от нужды, зависти и притеснения коллег. Семьи у Поприщина нет. Его должность - титулярный советник. Денег Поприщину хронически не хватает, а потому он носит старую шинель из третьесортного сукна. Произведение Гоголя построено на записях главного героя. Аксентий Иванович изливает на бумагу свои переживания, связанные с неразделенной любовью и работой, не приносящей ни морального, ни финансового удовлетворения.

Душевное состояние Поприщина постепенно ухудшается. Сперва он начинает общаться с собачкой, затем чудным образом получает письма от нее. А после и вовсе представляет себя королем Испании. Когда же бедного чиновника отправляют в сумасшедший дом, он полностью погружается в собственные фантазии.

Записи его становятся хаотичными. Даты в них явственно говорят о помешательстве. Последняя фраза в дневнике Поприщина не содержит никакого смысла. В ней больной человек упоминает некоего алжирского дея.

Таково краткое содержание «Записок сумасшедшего». Сумбурные рассуждения Поприщина могут вызвать улыбку у читателя. Но эта повесть, несмотря на неповторимую гоголевскую сатиру, имеет довольно печальный сюжет. Какие темы автор поднял в книге «Записки сумасшедшего»?

Анализ произведения

По мнению Белинского, эта повесть является одной из самых глубоких в творчестве Гоголя. В «Записках сумасшедшего» удивительно достоверно описано состояние больного человека. Но целью автора было отнюдь не изображение сумасшествия. Писатель стремился в этой повести показать убожество чиновничьей среды. Ему это удалось. В повести «Записки сумасшедшего» Гоголь изобразил пустое, бездуховное существование типичного представителя чиновничьего сословия.

Происхождение Поприщина

Герой повести находится в угнетенном состоянии уже в начале сюжета. Диагноз, с которым он попадает в больницу, - мания величия. Некоторые признаки этого заболевания читатель видит уже после прочтения первых станицы книги. Поприщин невероятно гордится своим дворянским происхождением. Более того, он свято верит в то, что заниматься столь важным делом, как переписывание документов, может только аристократ. Эти несуразные мысли становятся предвестниками тяжелой болезни. Состояние чиновника усугубляется влюбленностью в дочь начальника. Постепенно Поприщин начинает видеть то, чего в действительности не существует.

Меджи и Фидель

Если рассуждения о дворянском происхождении можно объяснить глупостью и недостаточной образованностью героя, то его общение с собаками не оставляет сомнений относительно прогрессирующей душевной болезни.

Досуг свой Поприщин проводит, как и любой другой чиновник его уровня: читает периодические издания, посещает театр. Но на работе все чаще происходят неудачи. Герой повести становится жертвой нападок со стороны начальства. Он часто что-то путает, не может справиться даже с простыми обязанностями. А однажды вдруг ему в руки попадает собачья переписка. Безусловно, письма Меджи - это не что иное, как плод его воспаленного воображения. Страдая шизофренией, Поприщин начинает жить в мире грез и фантазий. И чем дальше, тем сложнее ему свыкнуться со своим социальным положением. Жалкую должность, по мнению Аксентия Ивановича, он занимает несправедливо. Ему бы в генералы… Тогда б он отомстил всем своим обидчикам!

Испанский король

Шизофрения - заболевание, которое в большинстве случаев передается по наследству. Но Гоголь был писателем, а не психиатром. В своей повести русский прозаик рассказал историю человека, причиной болезни которого стали уязвленное самолюбие, маниакальное стремление занять высокое положение в обществе.

Представления о собственных возможностях расходятся с реальностью. Поприщин уверен, что должен занимать важную, ответственную должность. Поскольку окружающие не разделяют его взглядов, он назначает себя сам. Отныне он - король Испании. Примечательно, что в роли царской особы Поприщин невероятно мудр и гуманен.

В повести Гоголя переплетается смешное и трагическое. Один из критиков, современников писателя, назвал «Записки сумасшедшего» произведением, которое по глубине и философичности достойно Шекспира.

». Поприщин недоволен, что им, дворянином, помыкает начальник отделения: «Он уже давно мне говорит: „Что это у тебя, братец, в голове всегда ералаш такой? Ты иной раз метаешься как угорелый, дело подчас так спутаешь, что сам сатана не разберет, в титуле поставишь маленькую букву, не выставишь ни числа, ни номера“» .

Сюжет

Повесть представляет собой дневник главного героя. В начале он описывает свою жизнь и работу, а также окружающих его людей. Далее он пишет о своих чувствах к дочери директора, и вскоре после этого начинают проявлятся признаки сумасшествия - он разговаривает с её собачкой Меджи, после чего заполучает письма, которые Меджи писала другой собаке. Через несколько дней он полностью отрывается от реальности - он понимает что он - король Испании . Его безумие видно даже по числам в дневнике - если начинается дневник с 3 октября , то понимание о том что он - король Испании приходит, по его датировкам 43 апреля 2000 года . И чем дальше тем больше погружается герой вглубь своей фантазии. Он попадает в сумасшедший дом , но воспринимает это как прибытие в Испанию. В конце записи полностью теряют смысл, превращаясь в набор фраз. Последняя фраза повести: «А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?»

История создания

Сюжет «Записок сумасшедшего» восходит к двум различным замыслам Гоголя начала 30-х годов: к «Запискам сумасшедшего музыканта», упоминаемым в известном перечне содержания «Арабесок» и к неосуществленной комедии «Владимир 3-ей степени» . Из письма Гоголя Ивану Дмитриеву от 30 ноября года, а также из письма Плетнева Жуковскому от 8 декабря 1832 года можно усмотреть, что в ту пору Гоголь был увлечён повестями Владимира Одоевского из цикла «Дом сумасшедших», вошедших позже в цикл «Русских ночей» и, действительно, посвящённых разработке темы мнимого или действительного безумия у высокоодарённых («гениальных») натур. Причастность собственных замыслов Гоголя в -34 годов к этим повестям Одоевского видна из несомненного сходства одной из них - «Импровизатора» - с «Портретом» . Из того же увлечения романтическими сюжетами Одоевского возник, очевидно, и неосуществленный замысел «Записок сумасшедшего музыканта»; непосредственно связанные с ним «Записки сумасшедшего» тем самым связаны, через «Дом сумасшедших» Одоевского, с романтической традицией повестей о художниках. «Владимир 3-ей степени», будь он закончен, тоже имел бы героем безумца, существенно отличного, однако, от «творческих» безумцев тем, что это был бы человек, поставивший себе прозаическую цель получить крест Владимира 3-ей степени; не получив его, он «в конце пьесы… сходил с ума и воображал, что он сам и есть» этот орден . Такова новая трактовка темы безумия, тоже приближающаяся, в известном смысле, к безумию Поприщина.

Из замысла комедии о чиновниках, оставленного Гоголем в 1834 году, ряд бытовых, стилистических и сюжетных деталей перешёл в создаваемые тогда «Записки». Генерал, мечтающий получить орден и поверяющий свои честолюбивые мечты комнатной собачке, дан уже в «Утре чиновника» , то есть в уцелевшем отрывке начала комедии, относящемся к году. В уцелевших дальнейших сценах комедии без труда отыскиваются комедийные прообразы самого Поприщина и его среды - в выведенных там мелких чиновниках Шнейдере, Каплунове и Петрушевиче. Отзыв Поприщина о чиновниках, которые не любят посещать театр, прямо восходит к диалогу Шнейдера и Каплунова о немецком театре. Особо при этом подчеркнутая в Каплунове грубость ещё сильней убеждает в том, что в него-то и метит Поприщин, называя нелюбящего театр чиновника «мужиком» и «свиньей». В Петрушевиче, напротив, надо признать первую у Гоголя попытку той идеализации бедного чиновника, которая нашла себе воплощение в самом Поприщине. «Служил, служил и что же выслужил», говорит «с горькой улыбкою» Петрушевич, предвосхищая подобное же заявление Поприщина в самом начале его записок. Отказ затем Петрушевича и от бала и от «бостончика» намечает тот разрыв со средой, который приводит Поприщина к безумию. И Каплунов, и Петрушевич - оба поставлены затем в те же унизительные для них отношения с лакеем начальника, что и Поприщин. От Закатищева (позже Собачкина) протягиваются, с другой стороны, нити к тому взяточнику «Записок», которому «давай пару рысаков или дрожки»; Закатищев в предвкушении взятки мечтает о том же самом: «Эх, куплю славных рысаков … Хотелось бы и колясчонку». Сравним также канцелярские диалектизмы комедии (например, слова Каплунова: «И врёт, расподлец») с подобными же элементами в языке Поприщина: «Хоть будь в разнужде»; ср. ещё канцелярское прозвище Шнейдера: «проклятая немчура» и «проклятая цапля» в «Записках».

Связанная, таким образом, с первым комедийным замыслом Гоголя, картина департаментской жизни и нравов в «Записках» восходит к личным наблюдениям самого Гоголя в пору его собственной службы, из которых вырос замысел «Владимира 3-й степени». Есть в повести и биографические подробности самого автора: «Дом Зверкова» у Кукушкина моста - это тот дом, в котором в 1830-ых годах был приятель у самого Гоголя и где, кроме того, жил одно время и сам он. Запах, которым встречает Поприщина этот дом, упомянут в письме Гоголя к матери от 13 августа 1829 года. О «ручевском фраке» - мечте Поприщина - говорится в письмах Гоголя 1832 году к Александру Данилевскому, тому самому «приятелю», который жил в доме Зверкова. Причёску начальника отделения, раздражающую Поприщина, отмечает Гоголь и в «Петербургских Записках», как черту, почерпнутую, видимо, из личных наблюдений.

При публикации повести имели место цензурные затруднения, о которых Гоголь сообщал в письме Пушкину : «Вышла вчера довольно неприятная зацепа по цензуре по поводу „Записок сумасшедшего“; но, слава Богу, сегодня немного лучше; по крайней мере я должен ограничиться выкидкою лучших мест… Если бы не эта задержка, книга моя, может быть, завтра вышла» .

Поэтика повести

«Записки сумасшедшего» именно как записки, то есть рассказ о себе героя, не имеют в творчестве Гоголя ни прецедентов, ни аналогий. Культивировавшиеся Гоголем до и после «Записок» формы повествования к данному замыслу были неприложимы. Тема безумия одновременно в трех аспектах (социальном, эстетическом и лично-биографическом), которые находил в ней Гоголь, естественнее всего могла быть развернута прямой речью героя: с установкой на речевую характеристику, с подбором острых диалектизмов ведущего свои записки чиновника. С другой стороны, эстетический иллюзионизм , подсказавший Гоголю первую мысль подобных записок, сделал возможным включение в них элементов фантастического гротеска (заимствованной у Гофмана переписки собак); естественна была при этом известная причастность героя к миру искусства. Однако, предназначавшаяся сперва для этого музыка не мирилась с определившимся окончательно типом героя, и место музыки в записках чиновника занял театр, - вид искусства, с которым одинаково удачно сочетались все три аспекта темы сразу. Александринская сцена и занесена поэтому в «Записки сумасшедшего», как одно из главных мест развертывающейся в них социальной драмы. Но иллюзорный мир театрального эстетизма у Гоголя совсем иной, чем у Гофмана. Там он утверждается как высшая реальность; у Гоголя, напротив, он чисто реалистически низводится до сумасшествия в прямом, клиническом смысле слова.

По мнению литературоведа Андрея Кузнецова неслучайным является выбор женского имени Софи: «Среди прочих персонажей русской литературы, носящих это имя, особо выделяется Софья Павловна Фамусова из комедии Грибоедова „Горе от ума “, примыкающей к повести Гого­ля разработкой темы сумасшествия (и обличения сумасшедшим окружающего его общества, - вспомним поприщинское: „Аренды, аренды хотят эти патриоты!“). Поприщин, как видно, соотносится (в случае привлечения комедии) с Чацким после „схождения с ума“, то есть начиная с отрывка „Год 2000…“, а до этого отрывка он сопос­тавим с Молчалиным: его обязанности и отношение к директору очень схожи с отношением к Фамусову Молчалина. Соответствен­но, больший вес получает и зыбкая любовная линия Поприщин-Софи (многократно усиливается ирония по поводу расположения Софи к Поприщину). А замечание, отпускаемое Поприщиным в момент, когда он вспоминает Софи (замечание, ставшее крылатым выражением): „Ничего… ничего… молчание!“ - прямо наводит нас на фамилию героя Грибоедова, то есть на Молчалина» .

Непосредственно связана с замыслом повести реплика Хлестакова, присутствовавшая в первоначальной редакции комедии «Ревизор» : «А как странно сочиняет Пушкин, вообразите себе: перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, какова только для одного австрийского императора берегут, - и потом уж как начнет писать, так перо только тр…тр…тр… Недавно он такую написал пьесу: Лекарство от холеры, что волосы дыбом становятся. У нас один чиновник с ума сош`л, когда прочитал. Того же дня приехала за ним кибитка и взяли его в больницу…»

Критика

Современная «Арабескам» критика в целом оказалась доброжелательная к новой повести Гоголя.

«В клочках из записок сумасшедшего», по отзыву «Северной пчелы» (1835, № 73), «есть… много остроумного, смешного и жалкого. Быт и характер некоторых петербургских чиновников схвачен и набросан живо и оригинально».

Сочувственно отозвался и враждебный «Арабескам» Сенковский , усмотревший в «Записках сумасшедшего» те же достоинства, что и в «забавной истории» поручика Пирогова . Правда, по мнению Сенковского, «Записки сумасшедшего» «были бы лучше, если бы соединялись какою-нибудь идеею» («Библиотека для чтения» , 1835, февраль).

Гораздо ярче и глубже оказался отзыв Белинского (в статье «О русской повести и повестях Гоголя»): «Возьмите „Записки сумасшедшего“, этот уродливый гротеск, эту странную, прихотливую грезу художника, эту добродушную насмешку над жизнию и человеком, жалкою жизнию, жалким человеком, эту карикатуру, в которой такая бездна поэзии, такая бездна философии, эту психическую историю болезни, изложенную в поэтической форме, удивительную по своей истине и глубокости, достойную кисти Шекспира: вы еще смеетесь над простаком, но уже ваш смех растворен горечью; это смех над сумасшедшим, которого бред и смешит, и возбуждает сострадание» . - Повторил этот свой отзыв Белинский и в рецензии (1843 года) на «Сочинения Николая Гоголя»: «Записки сумасшедшего» - одно из глубочайших произведений…"

Повесть Гоголя и психиатрия

По мнению психологов и психиатров «Гоголь не поставил перед собой цель описать сумасшествие чиновника. Под прикрытием „Записок сумасшедшего“ он описал убожество нравов и духовности чиновничьей и светской среды. И „дружеская переписка“ собачек Меже и Фидель, и дневник чиновника наполнены такой острой иронией и добротным юмором, что читатель забывает о фантастичности фабулы повести.

Что касается характера сумасшествия чиновника, то оно относится к мании величия . Она бывает при параноидной форме шизофрении , прогрессивном сифилитическом параличе и паранойе . При шизофрении и прогрессивном параличе бредовые идеи мании величия интеллектуально значительно беднее, чем при паранойе. Поэтому систематизированный бред героя повести носит паранойяльный характер и Гоголь описал его ярко и правдоподобно» .

Цитаты и реминисценции из «Записок сумасшедшего»

Неоконченный рассказ под названием «Записки сумасшедшего» есть у Льва Толстого . Впрочем, в тексте рассказа нет явных аллюзий на Гоголя .

В наше время написано множество текстов под таким же названием и с подобной композицией, где также описывается постепенное схождение человека с ума, но в обстановке современности. Также «Записки сумасшедшего» - популярный подзаголовок блогов .

Схожее название - «Записки психопата» - носят дневники Венедикта Ерофеева .

Любопытна история гоголевского окказионализма «мартобрь» (одно из писем Поприщина датировано 86 мартобря). Набоков использовал его в своем переводе Кэрролла «Аня в стране чудес» , описывая то, как Шляпник и Мартовский Заяц поссорились со Временем . Одно из стихотворений цикла «Часть речи» Иосифа Бродского начинается со слов «Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря» .

По мнению литературного критика Виктора Пивоварова многие писатели русского андерграунда "вышли из «Записок сумасшедшего».

Кто мы? Андрей Монастырский, например, со своим «Каширским шоссе» и метафизикой ВДНХ, Пригов, вопящий свои сакральные азбуки и написавший 27 тысяч стихотворений, Звездочетов и его «Мухоморы», Юра Лейдерман с бредовыми, никому не доступными текстами, Кабаков со своим «Человеком, улетевшим в космос», Игорь Макаревич, вырезающий из дерева череп Буратино. О петербургских психах молчу, поскольку знаю о них только понаслышке, но говорят, у них там гнездо. Любой читатель этот список легко дополнит .

Постановки

Экранизации

  • «Записки сумасшедшего», советский фильм .

Театральные постановки

В главной роли - Максим Корень, режиссёр-постановщик Марианна Напалова.

Примечания

Ссылки