Начало… Знать бы, где оно, это начало… Почти два столетия назад, в 1831 году, вышел в отставку и поселился в Москве некий русский подполковник по фамилии Вельтман. Всего на год моложе Пушкина, военный топограф Александр Вельтман (его фамилия имеет шведские корни) познакомился и даже подружился со своим великим ровесником в Кишинёве: в начале 20-х годов Пушкин был там в ссылке, а Вельтман — в служебной командировке.Оригинальное, нестандартное мышление Вельтмана привлекали Пушкина; во всяком случае, они были на «ты».
В те времена многие образованные дворяне баловались литературой. Не стал исключением и молодой Александр Вельтман. Пушкин довольно неплохо относился к первым литературным опытам своего кишинёвского приятеля. Когда в 1831 году была напечатана повесть Вельтмана «Странник» (надо сказать, форма этой повести намного опередила своё время), то Пушкин отозвался о ней так: «В этой несколько вычурной болтовне чувствуется настоящий талант». Тридцатилетний отставной подполковник был в Москве одним из тех, кто среди первых поздравил Пушкина с женитьбой. Не оставшись перед поэтом в долгу, он сделал его красавице жене комплимент: «Воплощённая поэзия» …
Вообще, тот 1831 год в Москве оказался для Вельтмана-литератора очень удачным: помимо повести «Странник», свет также увидели его повести-поэмы «Беглец» и «Муромские леса». В своих произведениях — действительно, немного «вычурных» — Вельтман отдаёт дань модному в то время романтизму, игре воображения, а их форма часто следует фольклорной традиции. Так вот, именно в «Муромских лесах» герой повести по имени Буривор просит разбойников спеть песню, и разбойники те поют — вот какую песню они там поют
Слово «пéвень», с ударением на первом слоге, — означает «петух». В современных толковых словарях русского языка оно непременно сопровождается пометками «местное, устаревшее, областное». Собственно, и в XIX веке оно уже было таковым: В.И. Даль относительно него делает пометку: «новорос., малорос». Зато в украинском («пiвень») и в белорусском («певень») это слово и теперь ещё является совершенно обычным. Корень слова «певень» — тот же, что и в слове «певец»: тот, кто поёт.Приведённые выше стихи Вельтмана, несомненно, имеют самостоятельную ценность. Практически сразу же, буквально через год после опубликования «Муромских лесов», стихи эти были положены на музыку — и даже не одним, а по крайней мере семью композиторами, среди которых мы видим такие имена, как Алябьев и Варламов (его вариант является наиболее распространённым). И очень-очень скоро романс «Что затуманилась, зоренька ясная» стал чрезвычайно популярен — этому имеются многочисленные свидетельства. Да и впоследствии романс этот охотно включали в свой репертуар многие известные певцы, он многократно переиздавался, став, по существу, очень известным классическим произведением.
Отшлифованный бесчисленными исполнителями, текст романса, в принципе, не слишком отличается от стихотворения Вельтмана, разве что вместо «отуманилась» удобнее петь «затуманилась», а вместо «певень» — «петел» (ещё одно старинное и редкое в русском языке слово со значением «петух» и с тем же самым общеславянским корнем, от которого произошёл и глагол «петь»; оно и теперь ещё в ходу в болгарском языке и в славянских языках на Балканах). Единственное существенное отличие от вельтмановского текста можно увидеть лишь в самом последнем куплете:
Много за душу твою одинокую, Много я душ загублю…— за душу твою , а не свою , как то было у Александра Вельтмана. Впрочем, такого варианта текста придерживаются далеко не все исполнители. Как это ни странно, но в наши дни можно отыскать не так уж и много записей романса «Что затуманилась, зоренька ясная». Послушайте его в исполнении Дмитрия Хворостовского и Санкт-Петербургского камерного хора:
Александр Фомич Вельтман скончался в Москве в начале 1870 года, лишь немного не дожив до семидесяти лет. Помимо литературы, Вельтман увлекался также этнографией, археологией, историей (с 1852 года он был директором Оружейной палаты Московского Кремля). Его образ жизни русский историк и литератор Михаил Погодин описал такими словами:
Он принадлежит к числу тех московских типических тружеников, которые работают с утра до вечера в своём кабинете, никуда и никогда почти не выходят из дому, кроме случайных необходимостей, не знают никаких на свете удовольствий и всецело преданы своему делу. Подражателей им желать бесполезно, ибо могут ли найтись охотники корпеть над письменным столом или за книгами часов по 15-ти в день?..
После его смерти многие его литературные произведения были постепенно позабыты, и интерес к ним возродился лишь столетие спустя — главным образом, у историков литературы.
Единственным исключением является «Что затуманилась, зоренька ясная». Популярность этого произведения в XIX веке лишь возрастала: в сущности, уже к 1870 году романс на стихи Вельтмана перешёл в категорию так называемых «народных» и «старинных».
|
Константин Лисовский |
Юрий Назаров |
ЧТО ЗАТУМАНИЛАСЬ, ЗОРЕНЬКА ЯСНАЯ…
Что затуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой!
Что призадумалась, девица красная,
Очи блеснули слезой!
Жаль мне покинуть тебя одинокую,
Певень ударил крылом.
Скоро уж полночь… дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином.
Время! Веди ты коня мне любимого,
Крепче держи под уздцы…
Муромским лесом купцы.
Шубка на лисьем меху;
Будешь ходить ты вся златом залитая,
Спать на лебяжьем пуху.
Много за душу твою одинокую,
Много я душ погублю;
Я ль виноват, что тебя черноокую
Больше, чем душу, люблю!
«Подарок любителям пения», М. 1877 г., № 230
Русские песни / Сост. проф. Ив. Н. Розанов. М.: Гослитиздат, 1952
Фольклоризованный вариант песни разбойников «Что отуманилась, зоренька ясная...» из повести в стихах «Муромские леса» (1831) Александра Вельтмана. Там ее поют разбойники по просьбе героя повести Буривора. Музыку писали Иван Иогель (опубл. 1832), Александр Варламов (1832, опубл. 1833), Александр Алябьев (1832, опубл. 1833 или 1834) и другие композиторы. Наиболее популярна мелодия Варламова. Песня вошла в лубок и народную "разбойничью" драму - см., например, драму "Черный Ворон" . Входила в репертуар Лидии Руслановой.
Есть ее контаминации с блатными песнями XX века - см. "Ночка начинается, фонарики качаются ". Михаил Демин в автобиографическом романе "Блатной" (1971) приводит ее как пример романса, типичного для убийц-уголовников (сам он был уголовником в 1946-47 гг.):
Сколько я за жизнь за свою одинокую,
Сколько я душ загубил!
Кто ж виноват, что тебя, черноокую,
Крепче чем жизнь полюбил.
(Демин М. Блатной. М.: Панорама, 1991. С. 46)
ВАРИАНТЫ (2)
1. Моя черноокая
Ночь нас накрыла крылом.
Эх, да налейте мне чашу глубокую
Пенистым красным вином!
Есть у меня кофточка, скоком добытая,
Шубка на лисьем меху.
Будешь ходить ты вся золотом шитая,
Спать на лебяжьем пуху.
Знаю: за долю свою одинокую
Много я душ погубил.
Я ль виноват, что тебя, черноокую,
Больше, чем жизнь, полюбил?
Что ж затуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой?
Что ж пригорюнилась, девица красная,
Глазки налились слезой?
Как мне покинуть тебя, черноокую!
Ночь нас накрыла крылом.
Эх, вы налейте мне чашу глубокую,
Пенистым красным вином.
Песни нашего двора / Авт.-сост. Н. В. Белов. Минск: Современный
литератор, 2003. (Золотая коллекция).
Приблатненный вариант.
2. Что затуманилась, зоренька ясная?
Что затуманилась, зоренька ясная?
Пала на землю роса?
Что прикручинилась, девица красная,
Очи блеснули слезой?
Сколько за жизнь я свою одинокую,
Сколько дешевок сгубил?!
Кто виноват, что тебя, черноокую,
Больше чем жизнь полюбил?
Есть для тебя у нас кофточка сшитая,
Шубка на лисьем меху.
Будешь ходить ты вся золотом осыпана,
Спать на лебяжьем пуху.
Уж полночь, уж полночь давно наступила,
Филин ударил крылом.
Налейте, налейте мне чару глубокую
С пенистым красным вином.
Пойдите, приведите коня мне вороного,
Крепче держите под уздцы.
Муромским трактом с города Орешного,
Едут богатые купцы.
Там на повороте, на той большой дороге,
Вышли три удалых молодца.
Купцов заштурмовали, червончики забрали,
А их похоронили навсегда.
Песни узников / Сост. В. Пентюхов. Красноярск: ОФСЕТ, 1995.
Александр Вельтман
Что отуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой?
Что ты задумалась, девушка красная,
Очи блеснули слезой?
Жаль мне покинуть тебя, черноокую!
Певень ударил крылом,
Крикнул... Уж полночь!.. Дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином!
Время! Веди мне коня ты любимого,
Крепче веди под уздцы!
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы!
Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху!
Будешь ходить ты, вся златом облитая,
Спать на лебяжьем пуху!
Много за душу свою одинокую,
Много нарядов куплю!
Я ль виноват, что тебя, черноокую
Больше, чем душу, люблю!
Александр Фомич Вельтман (1800-1870)
В старой песенке поется:
После нас на этом свете
Пара факсов остается
И страничка в интернете...
Александр Фомич Вельтман интернетом не пользовался, но врядли предполагал, что в будущем он будет известен не как популярный писатель и даже не как директор Оружейной палаты, а как автор одного единственного романса. (И то, не все, кто слышал романс, знают кто автор). Конечно же это все же больше, чем тире между двумя датами.
Но из нескольких тысяч написанных им страниц современной публики известна только одна. И это при том, что на его научные труды по истории досих пор ссылаются в монографиях и диссертациях. Толстенные романы его переиздавались во второй половине века ХХ-го.
Таковы гримасы судьбы.
Александр Фомич Вельтман родился в 1800-м году. С 17-ти лет на военно-инженерной службе. Проводил топографические исследования в Бессарабии, где подружился с А.С. Пушкиным. В 1831-м году вышел в отставку в чине подполковника и вплотную занялся литераторством. Стал модным писателем, заметным человеком в литературном мире, за ним гонялись издатели, его сотрудничества искали редакторы журналов.
В конце 40-х выпустив очередной многостраничный роман отходит от писательства и публикует лишь научные статьи и монографии по вопросам археологии и лингвистики.
В 1852 г. после смерти Михаила Николаевича Загоскина (тоже тогда весьма популярного, а ныне почти забытого писателя) заступает его место директора Оружейной палаты. В 1854 Академия Наук избирает его членом-корреспондентом. В 1870-м тихо и незаметно ушел из жизни.
А представленный романс - песня разбойников из поэмы "Муромские леса" (1831г). Так что А.Ф. Вельтмана можно считать и одним из родоначальников шансона. Только современные Вельтману разбойники, все же о спасении души задумывались (вспомним еще атамана Кудеяра). А наши современники не очень как-то.
Это единственное стихотворение Вельтмана, ставшее народной песней. Музыку к нему писали Иван Иогель, Александр Варламов Александр Алябьев и другие композиторы.
А теперь сам текст:
Что затуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой!
Что призадумалась, девица красная,
Очи блеснули слезой!
Жаль мне покинуть тебя одинокую,
Певень ударил крылом.
Скоро уж полночь… дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином.
Время! Веди ты коня мне любимого,
Крепче держи под уздцы…
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы.
Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху;
Будешь ходить ты вся златом залитая,
Спать на лебяжьем пуху.
Много за душу твою одинокую,
Много я душ погублю;
Я ль виноват, что тебя черноокую
Больше, чем душу, люблю!
И варианты исполнения (на музыку Варламова):
И наконец стоит упомянуть - в исполнении
ЧТО ЗАТУМАНИЛАСЬ, ЗОРЕНЬКА ЯСНАЯ…
Что затуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой!
Что призадумалась, девица красная,
Очи блеснули слезой!
Жаль мне покинуть тебя одинокую,
Певень ударил крылом.
Скоро уж полночь… дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином.
Время! Веди ты коня мне любимого,
Крепче держи под уздцы…
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы.
Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху;
Будешь ходить ты вся златом залитая,
Спать на лебяжьем пуху.
Много за душу твою одинокую,
Много я душ погублю;
Я ль виноват, что тебя черноокую
Больше, чем душу, люблю!
WHAT DISTURBED, ZORENKA CLEAR ...
What is clouded, Zorya is clear,
Dropped to the ground dew!
What is thoughtful, the girl is red,
Eyes flashed a tear!
I’m sorry to leave you alone
Peven beat wing.
Soon it"s midnight ... give me a deep spell
Scum quickly wine.
Time! Lead you to my beloved horse
Hold tight by the bridle ...
Traveling with goods from Kasimov
Murom forest merchants.
Do you have a shirt embroidered for you,
Fox fur coat;
You will walk you all covered with gold,
Sleep on swan"s down.
Much for your lonely soul,
I will destroy many souls;
I am guilty that you black-eyed
More than soul, love!
Почти два столетия назад, в 1831 году, вышел в отставку и поселился в Москве некий русский подполковник по фамилии Вельтман. Всего на год моложе Пушкина, военный топограф Александр Вельтман (его фамилия имеет шведские корни) познакомился и даже подружился со своим великим ровесником в Кишинёве: в начале 20-х годов Пушкин был там в ссылке, а Вельтман - в служебной командировке. Оригинальное, нестандартное мышление Вельтмана привлекали Пушкина; во всяком случае, они были на «ты».
В те времена многие образованные дворяне баловались литературой. Не стал исключением и молодой Александр Вельтман. Пушкин довольно неплохо относился к первым литературным опытам своего кишинёвского приятеля. Когда в 1831 году была напечатана повесть Вельтмана «Странник» (надо сказать, форма этой повести намного опередила своё время), то Пушкин отозвался о ней так: «В этой несколько вычурной болтовне чувствуется настоящий талант». Тридцатилетний отставной подполковник был в Москве одним из тех, кто среди первых поздравил Пушкина с женитьбой. Не оставшись перед поэтом в долгу, он сделал его красавице жене комплимент: «Воплощённая поэзия»…
Вообще, тот 1831 год в Москве оказался для Вельтмана-литератора очень удачным: помимо повести «Странник», свет также увидели его повести-поэмы «Беглец» и «Муромские леса». В своих произведениях - действительно, немного «вычурных» - Вельтман отдаёт дань модному в то время романтизму, игре воображения, а их форма часто следует фольклорной традиции. Так вот, именно в «Муромских лесах» герой повести по имени Буривор просит разбойников спеть песню, и разбойники те поют - вот какую песню они там поют:
Что отуманилась, зоренька ясная,
Пала на землю росой?
Что ты задумалась, девушка красная,
Очи блеснули слезой?
Жаль мне покинуть тебя, черноокую!
Певень ударил крылом,
Крикнул!.. Уж полночь!.. Дай чару глубокую,
Вспень поскорее вином!
Время!.. Веди мне коня ты любимого,
Крепче держи под уздцы!
Едут с товарами в путь из Касимова
Муромским лесом купцы!
Есть для тебя у них кофточка шитая,
Шубка на лисьем меху!
Будешь ходить ты вся златом облитая,
Спать на лебяжьем пуху!
Много за душу свою одинокую,
Много нарядов куплю!
Я ль виноват, что тебя, черноокую,
Больше, чем душу, люблю!
Слово «пéвень», с ударением на первом слоге, - означает «петух». В современных толковых словарях русского языка оно непременно сопровождается пометками «местное, устаревшее, областное». Собственно, и в XIX веке оно уже было таковым: В.И. Даль относительно него делает пометку: «новорос., малорос». Зато в украинском («пiвень») и в белорусском («певень») это слово и теперь ещё является совершенно обычным. Корень слова «певень» - тот же, что и в слове «певец»: тот, кто поёт.
Приведённые выше стихи Вельтмана, несомненно, имеют самостоятельную ценность. Практически сразу же, буквально через год после опубликования «Муромских лесов», стихи эти были положены на музыку - и даже не одним, а по крайней мере семью композиторами, среди которых мы видим такие имена, как Алябьев и Варламов (его вариант является наиболее распространённым). И очень-очень скоро романс «Что затуманилась, зоренька ясная» стал чрезвычайно популярен - этому имеются многочисленные свидетельства. Да и впоследствии романс этот охотно включали в свой репертуар многие известные певцы, он многократно переиздавался, став, по существу, очень известным классическим произведением.
Отшлифованный бесчисленными исполнителями, текст романса, в принципе, не слишком отличается от стихотворения Вельтмана, разве что вместо «отуманилась» удобнее петь «затуманилась», а вместо «певень» - «петел» (ещё одно старинное и редкое в русском языке слово со значением «петух» и с тем же самым общеславянским корнем, от которого произошёл и глагол «петь»; оно и теперь ещё в ходу в болгарском языке и в славянских языках на Балканах). Единственное существенное отличие от вельтмановского текста можно увидеть лишь в самом последнем куплете:
Много за душу твою одинокую,
Много я душ загублю…
- за душу твою, а не свою, как то было у Александра Вельтмана. Впрочем, такого варианта текста придерживаются далеко не все исполнители. Как это ни странно, но в наши дни можно отыскать не так уж и много записей романса «Что затуманилась, зоренька ясная».
Александр Фомич Вельтман скончался в Москве в начале 1870 года, лишь немного не дожив до семидесяти лет.
После его смерти многие его литературные произведения были постепенно позабыты, и интерес к ним возродился лишь столетие спустя - главным образом, у историков литературы.
Единственным исключением является «Что затуманилась, зоренька ясная». Популярность этого произведения в XIX веке лишь возрастала: в сущности, уже к 1870 году романс на стихи Вельтмана перешёл в категорию так называемых «народных» и «старинных».
